Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - Страница 40

– От кривого клена до колодца – восемьдесят пять метров, – тихо сказал старый егерь. – Запомни, оно тебе пригодится, детка…

Анастас словно бы прочитал мои мысли. Возможно, на рассвете в чуткой лесной тишине они передавались собеседникам, близким друг другу по духу, с необычайной легкостью. Хотя неделю назад я и не подозревала о существовании Вартанова, родившегося в Крыму в прошлом веке в семье обрусевших армян, сто лет верой и правдой служивших императорской семье Романовых, которые имели на полуострове обширные охотничьи угодья.

Вся жизнь Вартанова и его дружной семьи проходила на лесном кордоне № 2 «Хутор Мекензия». Там имелось целое хозяйство: жилой дом на четыре комнаты, летняя кухня, банька, дровяные и хозяйственные сараи, конюшня, теплицы, к которым примыкал огород. Трудился егерь от зари до зари, поскольку лес требует постоянной заботы, но считал себя человеком счастливым, удачливым. Дом – полная чаша, старший сын уже ему помогает, жена – добрая, работящая, младшие дети всегда присмотрены, одеты, обуты. Что же в тот ноябрьский день так не понравилось на его кордоне немцам, будь все они прокляты…

От клена с изогнутым стволом тропинка расходилась в две стороны. Если бы не Вартанов, я бы даже не заметила ее поворота направо. Заросли кустарника высотой под два метра, широко раскинулись тут и, подобно густой вуали, скрывали подлесок. Старый егерь указал на него рукой и назвал это растение: «держи-дерево», или «христова колючка». Согласно легенде, из его веток был сплетен терновый венок для Иисуса Христа. Произрастает оно по большей части в Средиземноморье и на севере Африки, но давно прижилось и в Крыму.

К ноябрю с «держи-дерева» опадают листья и во всей красе предстает его главное оружие – колючки. Великое множество зигзагообразных побегов, длинных и коротких, расходятся в разные стороны от ствола сероватого цвета и на них торчат колючки. Одни – прямые, как игла, другие – вроде рыболовных крючков, острые и изогнутые.

Я неловко повернулась, и такой зловредный отросток немедленно зацепился за рукав моей камуфляжной куртки. Острие вошло в ткань довольно глубоко. Пришлось ломать целую ветку, отчего сухой треск в утренней тишине прозвучал, как сигнал тревоги. С ближайшей акации сорвалась стайка синиц. Вартанов повернулся ко мне:

– Осторожнее, товарищ командир!

Вскоре мы увидели старинный водовод – ржавую трубу сантиметров двадцати в диаметре. Она вела к заброшенному колодцу. На его присутствие указывал и «журавель», поднявший свой хобот к небу. Роща становилась гуще, деревья теснились друг к другу возле источника животворной влаги. Вдруг оттуда донесся хриплый вздох. Лесник замер как вкопанный. Я, не рассчитав расстояние, наткнулась на него.

В колодец – черную яму в земле, кое-как огороженную крупными камнями и наполовину закрытую досками, угодил дикий кабанчик, молодой, со светло-коричневой шерстью и с неотросшими еще клыками. Он не мог выбраться из западни сам, хотя и старался. Увидев нас, лесной житель сделал отчаянный рывок, но вылезти ему не удалось. Повернув голову, он посмотрел на лесника темно-карим печальным глазом и жалобно хрюкнул.

– Хочешь пристрелить? – спросил Анастас. – Свиные котлеты из свежачка, чем не солдатская радость…

– Нет, – ответила я, с любопытством разглядывая подсвинка. – Он мне нравится. Он маленький еще. Пусть живет.

Егерь как-то повеселел. Он подобрал длинную слегу недалеко от колодца, просунул ее под брюхо кабанчика, поднял его, перенес на землю и опустил. Спасенное животное очухалось не сразу. Перевернувшись с боку на бок, подсвинок взвизгнул, точно не верил в свое освобождение. Потом он вскочил на ноги, отряхнулся и, ломая валежник, пустился во весь дух прочь от проклятого места. Только лихо закрученный хвостик и замелькал в кустах.

Я не удержалась от смеха.

Охоту на зверей я не одобряла и не одобряю. Лесные жители кажутся мне беззащитными и несчастными существами перед людьми, вооруженными скорострельными ружьями. Другое дело в стародавние времена, когда князь один выходил с рогатиной против медведя. Этот поединок, на мой взгляд, был более честным и справедливым.

Судя по карте, которой снабдил меня капитан Безродный, за колодцем нейтральная полоса кончалась и начиналась территория, захваченная немцами. Мы присели отдохнуть. Пить воду из колодца, где только что купался подсвинок, не стоило. У меня имелась фляга, наполненная кипяченой водой. Сухой паек, выданный на ротной кухне, состоял из краюхи ржаного хлеба и двух полосок розоватого сала, обсыпанных крупной солью и размолотым черным перцем. Тем и удовольствовались. Вартанов, получивший такой же сухпай, стал рассказывать мне про крымский лес.

Егерь обожал его, знал отлично, и знание это было наследственным, перешедшим к нему от отца. Анастас говорил, что я поступила правильно, отпустив на волю кабанчика, и лес отплатит мне добром, ибо в лесу, как в храме, нужно соблюдать его вековые обычаи и никогда не убивать зря, забавы ради. Я спросила егеря, легко ли найти дорогу в чаще и не заблудиться среди деревьев.

– Легко, – ответил старик. – Ведь они – как люди. У каждого свой характер. Деревья различаются по породам, по возрасту, по времени цветения и плодоношения. Я могу видеть их лица и фигуры. Они очень разные. Если захочешь, ты увидишь тоже…

Трудно было воспринимать всерьез эти рассуждения. Они походили на сказку, на легенду, но я не перебивала Вартанова. Пусть говорит, пусть научит меня лесной жизни. Пока я не понимала ничего и с некоторой растерянностью рассматривала толстые стволы вязов и кленов, обступивших колодец. Ненастное холодное утро добавило им мрачных красок. Не очень-то верилось, что я смогу прижиться здесь и читать загадочную лесную книгу…